Сиваш В.Г.: КРАСНОПЕРОВЦЫ ИЗ ПЕТРОПАВЛОВКИ

На исходе XIX века три Сиваша: Федор, Василий и Максим — три родных брата, живших на северо-востоке нынешней Донецкой области, в селе Петропавловка, вблизи станции Рассыпная, что рядом с городом Торез (Чистяково), недалеко от города Ровеньки и хутора Павловка, решили искать лучшей доли на востоке Российской империи. Оставив родные пенаты, они уехали налегке в дальние края. Один из них, Федор Сиваш, обосновался на Урале. Своим землякам он более точного адреса не сообщил, а может, они забыли. Урал — обширный край. Земледелие наиболее развито на степных просторах Башкирии, Курганской, Оренбургской и Челябинской областей. Исторических публикаций, рассказывающих об освоении этих земель донецкими однофамильцами, естественно, найти не удалось. Их, вероятно, вообще не существует. Зато обнаружились письменные свидетельства очевидца того бурного времени, рассказывающие о крестьянской жизни в Башкирии, о переселенцах с Украины и Кубани. Свидетельства эти содержатся в неизданной рукописи обрусевшего иностранца, беспричинно выдворенного из Советской России в тридцатые годы. Он не был врагом, ни скрытым, ни явным. Очевидно, огромный репрессивный аппарат Советского Союза вынужденно фабриковал обвинения, производил выселения, аресты и расстрелы, чтобы доказать необходимость и эффективность своего существования, чтобы само понятие личности, индивида растворилось в коллективистском, единообразном мышлении. Этот вывод нашел подтверждение в анонимном письме, написанном в 1938 году в редакцию газеты «Уральский рабочий», но попавшем в НКВД и пролежавшем в его архиве до декабря 2002 года.
Масштабы арестов, указанные в письме, совпадают с отчетом Управления НКВД по Свердловской области за 1937 год. Доказывать, что такое творилось на всей территории СССР, нет необходимости. Поэтому крик души периферийного чекиста, не потерявшего совести, из далекого 1938 года привожу без больших купюр:
«Товарищи! Молчать дальше не могу... Решаю обратиться к наиболее развитым и чутким сотрудникам уважаемой газеты «Уральский рабочий».
Я хочу обратить внимание на мрачную тень, падающую на нашу Родину и захватывающую все большие и большие участки так, что почти все начинают жить с опаской, не решаясь думать о завтрашнем дне.
Все от мала до велика трепещут перед НКВД. А НКВД старается, кадры его растут, работники его обеспечиваются очень хорошо, и потому они стараются... всеми мерами стараются доказать власти, что у нас в стране тьма шпионов, диверсантов и врагов народа — десятки, тысячи, сотни тысяч, миллионы! Конца-краю им нет!
И забирают, забирают, забирают... Кого? Кого же, спрашивается?.. Да этот же самый народ, врагов которому они так упорно подыскивают, потому что, если не будет столько врагов, в чем же будет тогда состоять власть и сила НКВД? Ведь придется распустить сотрудников...
Всеми мерами поощряются доносы: для этого нанимают баб (за 5 рублей) стоять в очередях и заводить разговоры на тему: «У нас того нет и этого не хватает», кто-нибудь по глупости поддержит, его выследят и забирают. Основание есть, а вину раздуют или придумают, подписаться тоже найдут средства заставить...
Нравственность, честь, стойкость убеждений упали у многих до крайних пределов, и вот, чтобы досадить друг другу после какой-нибудь ссоры, пишут... донос в НКВД!
Теперь я перейду к фактам.
Если человека забирают за конкретную вину — кражу, растрату, убийство, плохую работу, последствием чего является материальный ущерб, такому человеку устраивают открытый суд с обвинителем и защитником и приговаривают его максимум к 8—10 годам, но большей частью к 2—3 годам с правом переписки; режим у такого преступника легкий, и он часто раньше срока отпускается домой.
Если же конкретной вины у человека нет, а просто на него наговорили и дома при обыске нашли у сына подобранный где-то стреляный патрон, фотографию бывшего знакомого, об аресте которого ничего не знаешь, то материал для обвинения в шпионаже, диверсии и т. п. готов.
Арестованному пишут чудовищный обвинительный акт. Если он на свое горе латыш, немец или поляк, то его обязательно производят в шпионы, если вольно или невольно был у белых, хотя и старался честным трудом помогать строить социализм и чист душою перед Советской властью, как кристалл, то все равно такой тоже обязательно шпион и враг народа и участвует в такой-то организации. В какой? Ему уж сами назначат и объявят, а его дело только подписать.
Если арестованный в ужасе и отказывается — его сперва уговаривают, что так надо для пользы Родины... Так было у старших следователей Горшкова, Рыжкова, Малявина и других.
Если это не помогает, грозят арестовать ближайших родных, рассказывают, как им тогда будет плохо. На эту удочку очень многие честные, хорошие люди попадаются. Если и это не помогает, то берут заключенного «на конвейер», то есть арестованного допрашивают без перерыва много следователей, заставляя несчастного все время стоять, не спать и не есть...
По одному Свердловску с января по первое ноября с. г. прошло через тюрьму № 1 около 26 тысяч человек осужденных, из них 90 процентов — по 58 ст., то есть за шпионаж как враги народа, вредители и т. п., что составляет около 5 процентов населения.
Если у кого голова еще правильно работает... тот должен сообразить, что не может через 20 лет существования народной власти, и неплохой власти, давшей народу свободу, самоуправление, огромные возможности для образования и пр., и пр., не может через 20 лет откуда-то появиться столько «шпионов иностранной разведки»!
...Обидно нам, очень, очень обидно переносить это от своей власти ни за что ни про что.
И на кого надеяться, у кого искать управы? Все равно ведь мы свои и крепко стоим за свою власть, и потому нам еще обиднее, что нас так мучают и обижают. Из осуждаемых по 58 статье 95 процентов осуждается невинных; или они, если когда ругнули наши порядки, то заслуживают месяца 2—3 заключения, этого вполне достаточно, а не 10—25 лет! Это небывалая в истории человечества расправа с мирным населением...
Все, что есть хорошего, светлого, радостного в нашей молодой стране социализма, все это начинает тускнеть и блекнуть от новой неудачной политики. От нее нет никакой пользы, а вреда очень много. Нет даже особой материальной пользы, ибо осужденный раб стоит правительству только на 1 рубль дешевле обыкновенного рабочего.
...Как невыносимо тяжело стало жить тем, кого коснулось это несчастье. Таких уже больше полутора миллионов. Это позор для нашей страны!»
Страх перед непредсказуемой советской Фемидой навсегда заполонил души наших старших соотечественников. И наши родители не были исключением: до конца дней своих они чего-то боялись, что-то скрывали из своего прошлого. Точно так же наследник автора рукописи, любезно предоставивший ее мне, в последний момент убоялся ее публикации. Поэтому позволю процитировать только несколько фактов, приведенных в рукописи и дающих наглядное представление о «делах давно минувших дней», о той самой Башкирии, где на рубеже двух веков, вероятнее всего, обосновался Федор Сиваш:
«В 1900 году мой отец получил место управляющего Подлубовским имением в 6 000 десятин, принадлежавшим князю А. А. Кугушеву. Старый князь купил землю у башкир, как говорили, за несколько цыбиков чаю. В соседнем имении Бекетово управляющим служил Александр Дмитриевич Цюрупа. Летом отец устраивал прогулки на лодке. На эти прогулки приглашались члены семьи Цюрупы, его брат и сестра. Цюрупа познакомился с князем Вячеславом (брат А. А. Кугушева. — Авт.) где-то в ссылке, кажется, в Вологодской губернии, и князь пригласил его управляющим в свое имение в Бекетово. После этого князь Вячеслав развелся со своей женой и женился на сестре Цюрупы «свободным браком»... В 1913 году Подлубовское имение было продано за долги князя...
Отец начал переговоры с представителем американской компании жаток в России. Он купил склад сельхозмашин в селе Давлеканово. Американская компания имела жатки разных фирм: Осборн, Миловаки, Мак Кормик и др. В самом Давлеканово, а также на хуторах в округе жило много немцев-колонистов и украинцев. Эти переселенцы скупили у башкир лучшие земли, а у башкир остались бугры и затопляемые весной луга около речки Демы...
В 1923 году Советы раздавали землю под интенсивные хозяйства по 7 десятин на мужскую душу. Наша семья тогда выросла до 14 человек... Нам отрезали от имения бывшего торговца скотом 100 га лугов, на которых не было никаких построек. Папа решил строить дом с конюшней под одной крышей...
Летом 1926 года я ездил в отпуск домой. В этом году отец продал дом и купил новый у немца-колониста, уехавшего в Канаду. Дом был очень хороший, с центральным отоплением, благоустроенный. Брат Шура и Беликовы имели трактор, на котором я научился ездить и пахать землю. Мы убирали пшеницу сноповязалкой, запряженной пятеркой лошадей: впереди шла тройка, а сзади пара, на которой сидел Даня и управлял тройкой... Зерно молотили около хутора, молотилку брали у соседей Цушляпиных, а приводили ее в действие трактором...
Ранней весной 1930 года приехал ко мне Шура, которого на хуторе раскулачили, отобрали скотину, запасы сена, машины... Я устроил его работать помощником шофера на грузовой машине. Позже он работал мотористом на моторной лодке, которая возила грузы по реке Чусовой. Зимой же 1930 года шла кампания устройства колхозов. Крестьян насильно заставляли идти в колхоз, а их скотину, включая кур, обобществляли. Многие крестьяне не желали сдавать скотину. Они резали коров, свиней и продавали мясо, что делали, конечно, тайно.
Параллельно шло раскулачивание. Не знаю, как это делалось в других местах, но из Кубанской области, где раскулачили чуть ли не половину каждой станицы, прислали в Чердынь несколько тысяч раскулаченных с семьями. Часть этих людей послали на заготовку леса, а часть оставили (главным образом семьи) в городе Чердыни, где было 4 тысячи постоянных жителей и 6 тысяч ссыльных. Те, которые попали на лесоразработки, работали тяжело, зимой они часто не выполняли установленные нормы выработки, за что расплачивались уменьшением пайка. В итоге люди постепенно слабели, многие умирали. В Чердыни началась эпидемия...».
Факты, описанные в рукописи, документально отражают реалии тех лет. А. Д. Цюрупа (1880—1928), служивший управляющим в имении князя В.Кугушева, в 1918 году стал наркомом продовольствия в правительстве В.И.Ленина, одновременно исполнял обязанности председателя рабоче-крестьянской инспекции (РКИ). Командуя всеми запасами продовольствия Страны Советов, Александр Дмитриевич не мог позволить себе нормального питания, наблюдая голодную округу. В результате сам впадал в обмороки от голода. Подобных примеров мировая история не знает. В честь А.Д.Цюрупы город Олешки Херсонской области переименован в 1928 году в Цюрупинск. Таким же именем названы железнодорожная станция и пристань на реке Конке, той самой Конке, в которую впадает Малая Токмачка и на которой, в свою очередь, расположились Басань и Тарасовка. В Олешках с 1711 по 1734 год находилась Олешковская Запорожская Сечь.
Mip действительно тесен. Особо ценно сообщение о выделении в 1923 году земель для хозяйств интенсивного земледелия. Очевидно, тарасовцы также воспользовались этим моментом и создали кооператив в Ростовской области на «нерушимой целине» Сальских степей.
С некоторой долей вероятности можно найти потомков Федора Сиваша в Башкирии. Села, где достаточно обособленно живут переселенцы с Украины, существуют по сей день. Но сам по себе поиск в деревнях затруднителен. Между прочим, нынешняя Башкирия избегла «шоковой терапии», сохранила, по сути, свою промышленность и сельское хозяйство от разграбления благодаря президенту Рахимову, бывшему директору нефтеперерабатывающего завода. В итоге в Башкирии нет олигархов, владеющих крупными предприятиями, а экономика республики, включая агросектор, из года в год растет. Это наглядно видно на полях и в сельских населенных пунктах, если сравнивать их с другими областями России. Только вездесущие СМИ почему-то не замечают бьющего в глаза факта. Своеобразие современной жизни в башкирских деревнях, где вперемешку живут около 100 национальностей и где по-прежнему много поют песен и играют на гармошках, барабанах, курах (башкирская свирель), передает незатейливая частушка:

У меня милашка есть, На дыр-дыр катается...
Как услышу я дыр-дыр — Сердце обрывается.
Но пора вернуться к двум проехавшим в 1900 году Урал братьям. Василий и Максим облюбовали Западную Сибирь. Об этом в 1952 году Анатолию Петровичу Сивашу на станции Рассыпная, недалеко от которой село Петропавловка, рассказал 93-летний дед Крамаренко, находившийся в бодром здравии, нормальной памяти и пригубивший во время специально организованной вечери за между прочим три стопки горилки:
— Я помню всех Сивашей, живших в нашем селе. Их было много. Один из них, служивший в Рассыпной волостным писарем, переделал свою фамилию на Сивашенко. Но его по-прежнему величали Сиваш...
Откуда появились Сиваши в донецкой Петропавловке, всезнающий дед не сказал, да его об этом никто и не спросил. Крестьяне вряд ли жили на самой станции, если рядом были плодородная степь и село. Правда, на современной карте вблизи села Рассыпное нет никакой Петропавловки. Зато есть два населенных пункта с одним названием — Первомайское. Эти Первомайки ближе к Торезу, чем к Рассыпному. Но связаны ли они с той самой Петропавловкой, никто пока сказать не может.
По предположению Анатолия Петровича, Василий Сиваш обосновался в Северо-Казахстанской области, центром которой является Петропавловск.
Эти земли с 1808 года находились в составе Сибирского казачьего войска, столица которого Омск. По соседству с XV века располагалось Казахское ханство, делившееся на три жуза. В XVIII веке Младший и Средний жузы добровольно приняли российское подданство. В 1860 году в состав России вошел и Старший жуз. В итоге все казахские земли трех жузов, а это нынешние территории Семипалатинской, Акмолинской (Акмолинск теперь Астана), Тургайской, Уральской, частично Семиреченской и Сырда-рьинской областей, стали российскими.
Северо-Казахстанской области, как нетрудно заметить, там не было. Столица этой области город Петропавловск возник в 1752 году на базе крепости Святого Петра, построенной в составе Новоишимской укреплинии по Указу Сената Российской империи — «к лучшему защищению сибирской стороны от набегов киргиз-кайсаков и для обуздания тех орд, кочующих к сибирской стороне, от их своевольностей...» Крепость воздвигли в течение полугода 930 казаков Ишимского полка в форме шестиугольника с бастионами по углам по проекту французского фортификатора Вобана. (Последнее утверждение краеведов маловероятно, так как С. Вобан умер в 1707 году.)
В 1807 году крепость получила название города, а в 1823 году стала окружным городом Омской области. В 1894 году в Петропавловск прибыл первый поезд по Транссибирской железной дороге, что связало его со всеми европейскими регионами империи. В 1900 году в городе насчитывалось 21 750 жителей. Город-крепость, построенный для защиты от киргиз-кайсаков, «сдался» им по велению вождей Советской России.
Надо полагать, что выходцу из села Петропавловка по душе пришелся одноименный город Петропавловск. Но и Тарасовка до 1922 года также называлась Петропавловкой. В те времена, по неписаному правилу, переселенцы называли новые поселения старыми именами. Крымские греки в Приазовье сохранили названия своих селений. Переселенцы из Полтавской и Черниговской областей в Запорожском крае соблюдали эту же традицию. Запорожские и донские казаки на Кубани действовали адекватно.
Резонно полагать, что донецкую Петропавловку основали выходцы из Петропавловки запорожской. О правомерности такого вывода громко говорит село Гуляй Поле, что в 100 км от казахского областного центра Петропавловск. Не могло такое сугубо запорожское название населенного пункта появиться в Ишимском уезде Тобольской губернии с бухты-барахты. По данным Александровской земской управы, в 1908—1910 годах в Ишимский и Омский уезды, а также в Алтайский округ, Хабаровский подрайон, Кустанайский, Актюбинский, Барнаульский, Павлоградский уезды переселились восемь тысяч душ мужского пола.
Алексей Петрович, старший брат Анатолия Петровича, считает, что казахские Сиваши вышли из поселка Горное, что в 18 км от Керчи. Младшая сестра братьев Алексея и Анатолия Нина Петровна родиной предков называет Пятигорск, ссылаясь на семейные слухи.
Как бы там ни было, но в 1911 году, в столыпинскую эпоху, вероятный сын Василия Сиваша Алексей Васильевич и его друг Евграф Красноперое, выходец из Крыма, в 60 км от Петропавловска забили первый кол в чистом поле, чем заложили первооснову двух жилых домов будущей деревни, которая получила название Красноперовка. (По другим данным деревня основана в 1898 году.) Каким образом Василий, один из трех братьев, уехавших из Донбасса, и Алексей Васильевич взаимосвязаны, можно только гадать. Но их имена, одно и то же село Донецкой области, где они жили, говорят о многом. Существенно, что одна из жен Алексея Васильевича родом также из Петропавловки.
Свой дом Алексей Васильевич построил большим и просторным. О дате своего рождения он говорил: «Я старше Ленина». Это соответствовало действительности — 1868 год. У него были братья: Василий, Иван, Роман, Максим. Все Васильевичи. Алексей, Василий, Иван жили в Красноперовке. Роман в Крыму, в поселке Горный. У него было шесть жен. Последняя — лезгинка. Но сыновей не было, только дочки, как полагает Алексей Петрович. Максим жил неподалеку от Красноперовки. Возглавлял колхоз в селе Новый Быт. В 1937 году его арестовали и отправили в Омск, в тюрьму, где он и умер. (Третий случай среди Сивашей — мрачная закономерность). Но это случилось позже.
А пока, с началом Первой мировой войны, многие мужчины, в первую очередь казаки, оказались на фронте. Казахи, которых именовали тогда киргизами, подняли восстание. Это восстание длилось с 1916 по 1917 год. Казаки, не попавшие на фронт, были брошены на подавление восстания казахов. Неказачье население выступило в поддержку казахов. Кроме того, появились дикие толпы дезертиров, покинувших окопы. С возвращением казаков-фронтовиков и установлением власти большевиков жизнь не стала спокойней. Большинство казаков не признавало советскую власть. Сибирские и семиреченские казаки вели активную борьбу с красными. В итоге Гражданская война на этой земле длилась до марта 1920 года. Спустя четыре месяца в составе РСФСР образовалась Киргизская АССР, которая в апреле 1925 года преобразована в Казахскую АССР. За это время в ее состав вошли дополнительные территории со смешанным населением, в том числе и Северо-Казахстанская область. В самой Красноперовке, кроме украинцев, русских, татар, жили довольно обособленно и казахи. В союзной Республике Казахстан, получившей этот статус в 1936 году, из 17,2 млн. жителей, по данным 1922 года, казахов было 6,5 млн. человек.
Сегодня ситуация изменилась. Из Китая приехало значительное количество этнических казахов, соблазненных посулами Назарбаева, всенародно избранного президентом, в то же время очень много немцев и славян эмигрировало в Германию и Россию. Процесс эмиграции, точнее, бегства не казахов из Казахстана продолжается. Между прочим, из Башкирии немцы практически не уезжают. А китайские казахи, оглядевшись на этнической родине, «профукав» назарбаевские подъемные деньги, стали возвращаться в Китай. Правительство Казахстана начало менять многих несостоявшихся руководителей-казахов на русских и немцев.
К началу коллективизации в Красноперовке самым зажиточным считался кулак Семин. У него только коров насчитывалось 100 голов, были батраки. Его вместе с сыновьями выселили в Бодайбо. В доме сына Семина располагалась до 1955 года красноперовская школа. И размеры этого дома, как нетрудно догадаться, скромными не были.
В защиту Семина пытался выступить Алексей Васильевич Сиваш, но его быстро успокоили вызовом в Петропавловск ко второму секретарю обкома партии Шевченко. Любопытно, что фамилии Сиваш и Шевченко в Казахстане находились в определенном родстве, установленном еще в Донбассе. Об этом поведал дед Шевченко из села Буруцкое, что недалеко от Тореза. Учитывая распространенность этой фамилии, трудно делать какие-либо утверждения, но факт родства с Шевченками имеет место в нескольких родах Сивашей, что также может быть совсем не случайностью.
Дом и хозяйство Алексея Васильевича ненамного уступали Семин-ским. По оценке Алексея Петровича, одна только пасека на зимний период с трудом размещалась в омшанике, длина которого превышала 20 метров. Крыша дома была из кровельного железа, хотя стены саманные. Еще живя в Петропавловке донецкой, Алексей Васильевич женился на местной девушке Капиталине, которая родила ему двух сыновей — Петра и Ивана, а также дочь Евдокию (Дуню). Однажды Капиталину, находившуюся в саду, ужалила змея. От змеиного яда, а скорее, от нервного шока она скончалась. Коль в деревне водились «сухопутные» степные гадюки, значит, деревенские земли оставались еще диковатыми, не тронутыми разрушительной цивилизацией.

Второй женой Алексея Васильевича стала вдова из Красно-перовки Варвара Бабешко, имевшая дочь Василису. В новом браке Варвара родила шестерых детей: Ефросинью, Василия, Дарью, Марию, Сергея и Андрея. На фотографии, найденной благодаря стараниям Марии Федоровны Шульц, Алексей Васильевич, к удивлению, очень похож на Федора Андреевича Сиваша, его брата Петра, а также на многих представителей клана «Трех богатырей», что недвусмысленно связывает пока неясным образом Петропавловку запорожскую с Петропавловкой донецкой. Стоит посмотреть фотографию церковного хора в главе «Аборигены» и групповое дореволюционное семейное фото в разделе «Инженерное», чтобы убедиться в сказанном.
Алексей Васильевич работал полеводом, конюхом, вел свое большое хозяйство. Умер он в 1949 году. Его старший сын Петр Алексеевич родился в 1896 году в Донбассе, недалеко от г. Тореза, в селе Петропавловка. Рядом с селом шахта имени 1-го Мая. Вероятно, сейчас это село Первомайское, переименованное по названию шахты. Шахту в просторечии именовали «Майка». Рядом с селом, по крестьянской традиции, вырос хутор, или поселок, Первомайский, основанный выходцами из села Первомайского (Петропавловки). Причиной переименования торезской Петропавловки могла стать Петропавловка соседнего Амвросиевского района. О заселении Донецкой области в конце XIX века выходцами из Крыма и Запорожского края красноречиво говорят не только Петропавловки. Есть не вызывающие сомнений в своем происхождении и другие населенные пункты: Корсунь, Чумаки, Старый Крым, Шевченко, Тарасовка и т. д.
Петя Сиваш воспитывался и рос в батраках. В те времена крестьянские дети «с младых ногтей» трудились или в родительском хозяйстве, или в чужом. В первом случае это называлось помощью родителям, во втором — батрачеством. Представить «счастливое детство» в виде праздного времяпровождения тогда никто из крестьян не мог даже в мыслях.
Очевидно, отец Пети, уехавший в Казахстан, поручил сына кому-то из родственников или знакомых, одновременно возложив на него обязанность приглядывать за родительским домом. Когда повзрослевший Петр переехал в Красноперовку, никто сказать не может. Женился на жительнице Полтавской области Екатерине Прокопьевне Крапивко, 1905 года рождения. Их дети по старшинству: Клавдия, Евграф (Алексей), Алевтина, Анатолий, Лидия.
С момента создания в Красноперовке колхоза «Пламя революции», то есть с 1930 и до 1939 года, Петр Алексеевич был его председателем. Заболел бруцеллезом, хотя первоначальный диагноз предполагал туберкулез. Работать не мог. Однажды, когда он, не двигаясь, сидел на стуле у дома, к нему подошел татарин-коновал:
— Чего хмурый такой, мужик?
— Да болею вот, — тихо ответил он.
— Пойдем-ка в хату!
Но сил у больного не хватало даже для столь короткого перехода. Жена, прибежавшая из амбара, где готовила посевное зерно, помогла мужу переместиться в помещение. Татарин, увидев происходящее и поговорив с больным, воскликнул:
— О, да ты совсем плохой, у тебя бруцеллез! Горилка есть?
Хозяин дома посмотрел на жену, та кивнула и подала бутылку водки, пробка которой была залита сургучом. Другой закупорки в те времена не существовало.
Татарин шарахнул рукой по дну бутылки, вышиб пробку и налил граммов сто в стакан. Вытащил из нагрудного кармана пакетик и отсыпал из него в стакан щепотку какого-то белого порошка.
— Вот будешь это пить и поправишься, — громко, оптимистично заявил деревенский лекарь и назвал дозировку.
Татары-коновалы постоянно ходили в те времена по селам. Его слова оправдались. Примерно через год Петр Алексеевич выздоровел. Чудодейственное лекарство называлось сулема. Эту сцену наблюдал и рассказал в 2002 году сын Петра Алексеевича Анатолий. Как оценить этот факт? Ведь сулема — двухлористая ртуть — сильный яд. Лечат змеиным и пчелиным ядом, а вот сулемой? Возможно, в малых дозах она также лечит. Об этом появились публикации в ежемесячнике «ЗОЖ» (Здоровый образ жизни).

В 1942 году, с учетом состояния здоровья, Петр Алексеевич попал в трудовую армию и находился в Петропавловске, на «Якоре». Так назывался полк, заготавливавший пиломатериалы. В 1943 году скоропостижно умерла из-за простуды или подпольного аборта его жена Екатерина Прокопьевна. В 1943 году Петра Алексеевича мобилизовали в действующую армию. Формирование дивизии шло в Алма-Ате, а затем фронт, Подмосковье. Дошел до Берлина. Через полтора месяца после окончания войны вернулся в Красноперовку. Районный политотдел направил его председателем колхоза в село Бугровое, что в 15 км от Красноперовки. (Значит, был он членом партии, которая называлась КПСС). На постой его определили к вдовой солдатке, у которой имелось двое своих детей. В 1946 году Петр Алексеевич вернулся в Красноперовку с новой женой. Он усыновил двух чужих детей, совместных детей у них не было. В числе усыновленных — Николай, ныне живущий в Челябинской области. Работал Петр Алексеевич на разных работах, в том числе зам. председателя колхоза в Краснопёрое-ке, председателем Раевского колхоза.
Со второй женой жизнь не сложилась, и Петр Алексеевич в 1953 году уехал к сослуживцу в деревню Попово Челябинской области, где в то время был богатый колхоз-миллионер, и начал строить двухквартирный дом. Старшая дочь Клава переехала к отцу. Сначала бывший председатель работал на пилораме, заработал грыжу. Перешел мельником.
В 1953 году женился на Пелагее Никитичне Фещук, родители которой жили до 1933 года в селе Робчик Брянской области, а потом переехали в Казахстан.
Старший сын Петра Алексеевича Алексей (Евграф) перевез Фещуков из Басоловки, что в трех километрах от Красноперовки, и помог построить для них в Попово дом. В 1954 году у Петра Алексеевича и Пелагеи Никитичны родилась дочь Нина, а в 1956 году сын Виктор.
Умер Петр Алексеевич в 1981 году.

* * *

Среди пяти братьев Васильевичей наиболее колоритной фигурой был Иван Васильевич Сиваш, возглавивший с началом Великой Отечественной войны красноперовский колхоз «Пламя революции». Он приехал к своему старшему брату Алексею Васильевичу в Красноперовку из Днепропетровской области (это не факт. — Авт.). Выше среднего роста, широкоплечий, здоровый, черные волосы и усы, деятельный, добрый, красиво пел русские, украинские и казахские песни. Кумир женщин. По деловым качествам уступал все же своему старшему брату Алексею.

У Ивана Васильевича было четыре жены. От первой жены у него пятеро детей: Ольга, Иван (погиб на войне), Федор, Павел, Василий. Вторая жена Анастасия, страдавшая чахоткой, родила ему двух дочек — Фросю, Марусю и сына Михаила, который в детстве был рахитиком. Жил в разных местах, умер в Караганде в 1975 году.
Его дети — Игорь и Наталья. Когда Игорь (1965), отслужив в армии, приехал в Караганду проведать отца, то его уже не было в живых. Соседки, увидев Игоря, крестились, так похож он на своего отца. Правда, Алексей Петрович Сиваш, увидев портрет Игоря, сказал:
— Копия Ивана Васильевича! (См. № 63 цветн. вкладки).
Сестра Игоря Наталья прислала такое письмо:
«Здравствуйте, уважаемый Федор Григорьевич!
По просьбе моего брата Игоря Михайловича, который проживает в г. Лангепас, пишу о том, что знаю о линии Сивашей. Знаю я немного, потому что наш отец Сиваш Михаил Иванович умер в июле 1975 года. В то время он уже не жил с нами, развелся с нашей мамой. Мы какое-то время поддерживали связь с Сивашами, которые проживали в Казахстане.
Мой дед Сиваш Иван в годы ВОВ был эвакуирован с семьей с Украины в Северо-Казахстанскую область, село Красноперовка, может Крас-ноозеровка, не помним точно. Помню лишь, там были озера, мы ловили карасей, когда приезжали с отцом и мамой к Сивашам. В этой же деревне жил брат деда Сиваш Федор с семьей. У моего деда было много детей от жен украинок, они почему-то умирали, но потом он взял казашку, и когда мы приезжали с отцом и мамой, дедушки уже не было. Мы помним его детей: Федор (Федор Иванович служил в Морфлоте и остался во Владивостоке. — Авт.), Галина, Ольга, Фрося, Мария, Михаил (мой отец) и Валя. Где точно родился мой дед, не знаем.
Я и мой брат родились в Кемеровской области, Новокузнецкий район, с. Костенково. Если мы окажемся родственниками, я вышлю фотографии отца, его сестер, наши.
На счастливый случай сообщаю адрес: 654084, Кемеровская обл., г. Новокузнецк, ул. Шолохова, 7, кв. 42» (см. № 64 цветн. вкладки).
Третья жена Ивана Васильевича сбежала от оравы детей. В селе жил казах Охап Майлюбаев с женой Джумаш. Охап ушел на фронт и погиб. Джумаш осталась с дочкой. Работала конюхом. Красивая, статная азиатка без монголоидных черт лица. В паспорте она названа Мария Рахимжа-новна. Согласилась выйти замуж за Ивана Васильевича. Он с ней познакомился, когда еще начинал работать бригадиром в колхозе. Сразу родила двойню, двух девочек, потом третью дочь — Марьяш, затем сына Тимофея и еще одну девочку. Все дети отмечены особой неказахской красотой (см. № 65 цветн. вкладки). Иван Васильевич отлично стал говорить по-казахски, переехал к жене, в ее родительский дом. Принял ислам. Этому способствовал, очевидно, мулла, живший в доме Джумаш. В начале 60-х годов в возрасте около 80 лет Иван Васильевич, имевший 15 детей, в том числе одну приемную дочь, возвращался возмущенный из правления колхоза, где не встретил понимания по какому-то вопросу, и прямо на ходу упал и умер. Джумаш не пускала в дом, где находился покойник, христиан, надеясь похоронить его как мусульманина. Но мулла не поддержал ее намерение. Ивана Васильевича похоронили по-христиански.
Вскоре из Владивостока приехал старший сын Ивана Васильевича, Федор, а также его братья Павел и Василий. Они раскопали могилу, попрощались с отцом и перезахоронили.
Казалось, большое количество детей, председательская работа с 1941 по 1950 год должны были зафиксировать память о нем хотя бы в одном портрете. Но ничего подобного не нашлось. Нашлась единственная, размытая фотография, на которой контурно просматриваются три мужские фигуры, едущие на телеге-кошевке. Один из них — Иван Васильевич. Небрежно надетая шапка-ушанка говорит о характере ее владельца — он не придавал значения ряду условностей. Между прочим, Григорий Федорович Сиваш также отличался точно такой же манерой ношения шапки-ушанки. Других шапок он не признавал.
Взаимоотношения славян и казахов в Красноперовке простыми никогда не были. Марьяш, дочь Ивана Васильевича, предъявляла родителям претензию:
— Из-за вас меня отвергают и те, и другие.
Совместное проживание в Красноперовке христиан и мусульман не выливалось в открытое противостояние, но скрытое, жесткое соперничество имело место всегда. Обособленность тех и других касалась, прежде всего, религии, обрядов, семейного уклада и не отражалась практически на производственных отношениях. Эта ситуация сохранялась, пока существовал Советский Союз. С его распадом положение изменилось: все славяне, все неказахи стали пришлыми, чужими, нежелательными инородцами... На карте мира появились государства, которых никогда не сущесторало. Кроме Казахстана возникли скроенные по представлениям большевиков-ленинцев Латвия, Эстония, Украина и другие.

* * *

А началась «красноперовская» история, предложенная читателю, замысловато и неожиданно. Брат Федор, живущий в Ханты-Мансийске, выудил через Интернет в городе Челябинске двух абонентов телефонной сети с фамилией Сиваш и номера телефонов сообщил мне. Накануне в Екатеринбурге, полуторамиллионном городе, я обнаружил всего один такой телефон. Встреча с его обладателем вылилась в раздел «Друг Калинина из Ровеньков».
На мои письма и неоднократные телефонные звонки в Челябинск несколько недель никто не отвечал. Наконец в трубке приветливый, мягкий женский голос. Он принадлежал Нине Петровне Сиваш, которая охотно согласилась ответить на мою анкету, выразила готовность участвовать в разработке своего генеалогического древа. Но письмо мое долго оставалось без ответа. Когда же пришел ответ, даже два, в них оказалось несколько адресов от Петропавловска до Киева и Петрозаводска, которые я передал брату. Впрочем, слово Нине Петровне:
«Виктор Григорьевич, здравствуйте!
Простите, что так вот задержалась с ответом, наверное, отвыкла заниматься перепиской. Разбросало нас по всей земле, вот и маемся, все же живем, любим детей, растим их, и умножается дерево Сиваш.
Думаю, не все те, кто в этом роде, могут унаследовать эти корни. Наверное, я не из этого рода, ростом я не в папу, хотя и похожа более на него, как мама говорила, что Сивашинской я породы.
Только не обижало меня ничто, особенно в детстве. Всегда улыбалась и редко плакала, очень терпеливая, хотя жизнь меня не жаловала. Себя помню слабой, все сил не хватало что-либо поднять, передвинуть. Зато с мальчишками держала первенство, была им командиром.
В школе училась охотно и легко, не стремилась выделиться. И не могла выдержать, когда при мне моих друзей обижали старшие.
Училась в Челябинском экономическом техникуме и работала на разных заводах, в том числе на ЧТЗ, контролером, электромонтажницей, экономистом-технологом. С 1985 года ушла с завода, так как не захотела более ездить в колхоз и жить в бараке, собирая картофель, по месяцу. Выезды эти были для меня регулярными: посылали свободных, несемейных.
Замуж мне почему-то не хотелось, с ребятами я дружила, и не более того, как девчата все посмеивались, что я только знакомлюсь. Нет, я не была девочкой-мальчишкой, была обыкновенная, смазливая, но не кокетка, даже интересно, что теперь случилось со мной, не знаю. Мои братья меня не опекали, они любили читать книги, а мне нравилось играть в мяч, ездить на велосипедах, мотоциклах. Вот за руль машины было страшно сесть: моя сестра ездила и в дерево врезалась.
В данный момент живу одна, замуж решила выйти в 40 лет и, думаю, зря это сделала, прожили два года и разошлись, ему нужно было уделять так много внимания, а детей не надо, он сам хотел быть ребенком, и тогда я взмолилась и Бог не оставил меня, освободил. Да, я верю в Бога, Отца и Господа Иисуса Христа и Святого Духа.
Знаю, что и папа, и мама были верующие, но в храмы не ездили и по углам не молились, но их жизнь была полна милосердия и сострадания к людям, они всех всегда привечали... Наверное, потому, что сами знали, что такое нужда. По моим братьям этого не скажешь, потому что они никогда не вспоминают обо мне, больше живут сами по себе, друг с другом общаясь, но Бог им судья, я все равно не могу их забыть, любила и буду любить, что бы обо мне они ни говорили, да простит нам наш Господь. Очень часто я мечтаю, что мы соберемся все вместе, старые и уже, наверное, больные и простим друг друга, но почему же так долго.
Мой папа с 1898 года, умер в 1981 году 12 сентября. Жил и родился он в Донецкой области, его мама умерла рано, он в основном воспитывался и рос в батраках; там прошли его отроческие и юношеские годы, но вырос он крепким, сильным и мужественным человеком, никогда никого не оттолкнул, не выгнал на улицу. Деревню, где родился папа, знают или знали сестры Лида, Клава, Аля, брат Анатолий. Они там были. Я тоже там была в детстве однажды, но забыла название. Помню только сад, абрикосы и огромную грушу. Они меня очаровали.
Сестры где-то в Пятигорске, на родину предков поехали, а вот дядя Андрей и дядя Василь (умер) жили в г. Петропавловске. Сейчас дядя Андрей жив еще, хотя на инвалидности: его в детстве перемолотило молотилкой. Его адрес не знаю. Знает Мария Шульц.
Много об отце моем знает его старший сын Алексей Петрович, он живет в Челябинской области, в деревне Пашнино-3.
Есть у меня еще брат Анатолий Петрович, живет в Киеве. Ему я доверяю больше, чем Алексею. Во многом он совсем другой и по характеру не такой горячий. Брат Николай Петрович обижен на меня, и мы не дружим, хотя я его очень люблю. Папа его усыновил, когда он 3-летним пацаном остался без отца, который от него отказался...
Он окончил летное училище, работал в малой авиации. Сейчас на пенсии, живет в Старопышминске под Челябинском.
Самый младший брат Виктор, самый родной и близкий. Ему сейчас 46 лет. Он неудачно женился, но верен долгу (см. № 67 цветн. вкладки).
Сестра Клава в 76 лет умерла в Оренбурге. Ее фамилия по мужу Калашникова. Лида жила в г. Кировске Донецкой области. Пъ мужу Алексеева. Умерла рано, в 50 лет. Две дочери, семейные, живут там же. Аля живет в Петрозаводске с дочкой Леной.
Вот сколько у меня братьев и сестер.
В Попово папа приехал в 1954 году, когда мне было несколько месяцев. Здесь была его старшая дочь Клава. Он достроил дом и привез маму с детьми. Когда я заработала первый отпуск, то поехала в Красноперовку. Мне там очень понравилось. Там люди добрые и открытые, а здесь очень сложно было жить. Но папа действительно красивой души человек. Пройдя тяжелый путь жизни, он не стал жестоким и злым и не ругался грязными словами, как это процветает сейчас. Меня это очень удивляет в людях нашего поколения. Даже мои родные братья шокируют меня, когда я напоминаю им про папу.
Папа всегда был красив душой, разговором, поступками, работой. По словам тети Анны, у которой я сейчас в гостях, в Питере, «все говорило о том, что не из простой он семьи. Красиво ходил, ездил, ел, говорил. У него был еще брат Иван, который заботился о его семье, когда умерла жена, а он был на фронте».
О человеке много говорят его руки. У папы, между прочим, были сильные, ровные, прямые пальцы. Не знаю я, из какого он рода, но я с благодарностью его вспоминаю, говорю о нем и, пока жива, буду благодарить Бога, что моим папой был Петр Алексеевич Сиваш.
Мамина линия по фамилии Фещук. Ее мама и папа похоронены в деревне Попово Челябинской области, где прошло мое детство и детство моих братьев Николая и Виктора. Там же и родители наши погребены. Земля им пухом.

Забросила бухгалтерию, работаю на заводе Трубном по ж/д графику. Очень устаю. Наследства нет и денег не хватает. Но все сейчас живут непросто...
P.S. Удивительно, почему так получилось у меня, что я не сменила фамилию, когда выходила замуж, хотя и обещала, но рука сама написала заявление на свою фамилию. Мне делали замечание, но я не согласилась, потом пообещала при бракосочетании сказать и не сказала. И муж укорял, что я не взяла его фамилию, а я и не думала об этом».
Комментировать слова Нины Петровны нет необходимости, кроме «родины предков» в виде Пятигорска. Никаких доказательств, подтверждающих эту версию, в том числе со стороны старших братьев Нины Петровны, не последовало. При этом надо иметь в виду, что Северный Кавказ стал российским лет на 50 позже Крыма. А Пятигорск вошел в состав России в 1830 году. Кроме того, есть любопытная аналогия. Северокавказское озеро Маныч-Гудило и река Маныч породили фамилию Маныч. Ее обладатели есть на Северном Кавказе, Урале, Дальнем Востоке.
Вывод напрашивается один: географические названия юга России повсеместно использовались в качестве фамилий.
А число женщин, пожелавших сохранить или вернуть фамилию Сиваш, кроме Нины Петровны, можно увеличить еще на шесть имен. Три из них живут в Москве, по одной в Сургуте, в селе Инженерном и в Кемеровской области. Вряд ли случайно, что основателем многочисленного красноперовского клана Сивашей также назван Савва Сиваш. С участием Андрея Алексеевича и других его родственников удалось слегка прояснить ветви этого клана.

* * *

Алексей Петрович Сиваш на письмо не откликнулся, но интервью, записанное на видеопленку, дал:
«Родился я где-то в Донбассе в 1927 году. Имя мне дали Евграф в честь основателя села Красноперовки и друга моего деда Евграфа Красноперова. Отец Петр Алексеевич родился там же, в Донбассе, в 1896 году, не в 1898-м. Я это хорошо знаю. Когда привезли меня в Красноперовку, не помню, но находился я там до 2 мая 1943 года. В этот день к нам в 8-й класс, в котором было 36 учеников, в том числе только четыре девчонки — Галаганова, Корниенко, Моргунова, Ларченко, пришел военком и оформил повестки 31 пацану. Одного, самого маленького, оставил на племя. Отправили меня в Джамбул, в летную школу. Не прошел по здоровью. Потом в танковом училище выучили на механика-водителя танка, и в ноябре 1943 года под Смоленском я принял боевое крещение. Воевал, контужен, ранен, но дошел до Бранденбургских ворот. Оттуда в мае 1945 года переправили нас под Ригу, где сформировали моторизованную часть и эшелонами перевезли на Дальний Восток. Технику у нас отобрали и на пароходе «Дмитрий Лаптев» личный состав части доставили на Северный Сахалин. Потом перевезли на пограничную заставу Хандасу. Война с Японией шла всего 18 дней. После ее окончания нашу часть реорганизовали в правительственные войска связи. Дали лопаты, кирки, пилы. Пилили лес, ставили опоры, тянули линии связи. В ноябре 1945 года приехали пограничники, отобрали 600 человек. Я попал в 116-й пограничный отряд, который называли Рижским, и находился он в городе Холмске. В 1947 году меня ранило в руку. Пуля оказалась грязной, делали операцию.
В 1951 году демобилизовался и при оформлении дембельских документов сменил имя Евграф на Алексей. Это потом мне дорого стало, пришлось в суде выяснять, кто я на самом деле. Завербовался в Печорский угольный бассейн. Когда туда приехали, вербовщик с деньгами сбежал, и мы разъехались по домам. В Красноперовке отец уже не жил. Он женился второй раз после возвращения с фронта, совместных детей со второй женой у него не было. Первая жена, моя мать, умерла в 1943 году в возрасте 36 лет. Отец в 1951 году работал председателем Раевского колхоза, который в том же, Полудинском, районе, что и Красноперовка. В 1953 году он разошелся со второй женой и уехал к сослуживцу Коростылеву в деревню Попово Челябинской области. Остановился у старшей дочери Клавы. Она вышла замуж за Калашникова, горного механика, и жили они неподалеку в поселке какого-то карьера. В Попово тогда был колхоз-миллионер, отцу понравилась деревня, и он с помощью колхоза сразу начал строить двухквартирный дом. Калашников, зять, приехал в 1954 году в Красноперовку и соблазнил меня на переезд в Попово. Я согласился. В селе Масоловка, что в трех км от Красноперовки, взял семью Фещуков с дочерью Пелаге-ей, которая родила от Алексея Петровича дочь Нину, и привез их в Попово. Фещуки из Брянской области, русские, но с белорусским акцентом: их предки жили в Белоруссии. Устроился в колхоз. Работал зоотехником, ездил на лошадях. Помогал Фещукам строить дом. Женился. Сестра Клавдия с мужем переехали в Попово и поселились во второй квартире, то есть в доме, который построил отец. Мне разонравилось Попово и вместе с женой Анной Васильевной уехал в Казахстан. Сначала года "два работал на станции Чумляк, потом в конторе «Заготскот», на маслозаводе, мотористом дизельной электростанции, заведовал базой в Джамбульской области. В 1954 году родилась дочь Валентина, за ней сын Саша, в 1960 году — дочь Татьяна. Сына назвали в честь брата жены. В возрасте 18 лет уже в деревне Пашнино-3 Челябинской области, где я и сейчас живу, сына убило током вон у того столба. Удивительно, что брат жены умер незадолго до этой трагедии.

Вернулся на Урал. Сравнивая Попово и Красноперовку — ничего общего: небо и земля. В Красноперовке жили всегда хорошо. Только после раскулачивания в 1931 году был голод. Ели дохлую конину, хотя отец и был председателем колхоза. А в 1935— 1936 годах в колхозе «Пламя революции» уже имелось три косяка лошадей. Коровы, овцы, птица. Хлеба сеяли мало. Рядом с деревней — озеро. Народ дружный, открытый, работящий. Работали сутками. Я, пацан, не слазил с лошади. На Урале совсем не то. Между прочим, в Балкашино, в Казахстане, работал конюхом в райпотребсоюзе Григорий Сиваш. Мы с ним встречались раза два, отчества его не спросил. Также в армии на Сахалине встретился однофамилец с Украины.
Однажды в Копейске в 1976 году на станции техобслуживания, куда я пригнал свой автомобиль, инженер СТО сказал:
— А у тебя тут есть однофамилец. Я ему позвоню. Приехал вскорости этот однофамилец. Он работал преподавателем в ФЗУ № 56. Там готовили плотников, штукатуров и т. д. У него был один сын, служил в армии. (Это выходец из Тарасовки, Михаил Ефимович Сиваш. — Авт.) Кстати, сын Ивана Васильевича, тоже Иван, еще перед войной уехал в Копейск, работал шахтером. С первого дня войны на фронте. Погиб. У него остался сын Анатолий и дочь Люба. Должны жить в Копейске.
Когда я с началом перестройки, примерно в 1990 году, поехал машиной в Красноперовку, чтобы поставить памятник на могилу матери, то кладбище села заросло травой, канавы, вырытые вместо забора, заплыли. Надписи на некоторых могилах родственников еще существовали. Фотографий семейных и метрик не сохранилось. Их сожгла старшая сестра Клавдия. Возможно, фотографии есть у Андрея в Петропавловске, если он жив. С братом Анатолием переписывался до развала СССР. Теперь перестали писать» (см. № 68 цветн. вкладки).
Когда Федор показал Алексею Петровичу фотографии однофамильцев, он буквально преобразился:
— У меня отличная зрительная память.
Глядя на фотопортрет Игоря Михайловича из Лангепаса, сказал:
— Это наш род. Очень похож на деда Ивана Васильевича, Федора Ивановича, только глаза не сивашские.
В отношении Ивана Федоровича из Тарасовки, умершего в Молдавии:
— Это копия Григория Сиваша из Балкашино. Твой отец не жил в Бал-кашино?
На портрет Анатолия Николаевича из Каменска-Уральского последовало:
— Похож на многих Сивашей, на кого точно, сразу не скажу.
Остался равнодушен Алексей Петрович только к портрету Ивана Яковлевича Сиваша, предки которого жили в Ровеньках. Этот небольшой экскурс по физиономистике весьма наглядно объединяет Тарасовку, хутор Павловку, Казахстан, говорит о реальности генетического родства значительной части однофамильцев. Заманчиво собрать все портреты однофамильцев и показать их опытному криминалисту, исповедующему теорию Чезаре Ломброзо, основу которой составляет направление антропологии — ломброзианство, увязывающее биологические факторы и социальную среду.
Разумеется, не с целью выявления среди Сивашей потенциальных преступников, а с целью установления более-менее научно обоснованного родства некоторой или большей части из них.
Такая возможность должна появиться вместе с появлением, то есть публикацией, этой рукописи. Кроме этого, существует и компьютерный анализ портретов, дающий весьма обнадеживающие результаты.

* * *

Анатолий Петрович Сиваш ответил на письмо, отправленное в Клев по адресу, указанному Ниной Петровной. И хотя живет он преимущественно на даче, далеко от Киева, но дома изредка появляется, где и застал его звонок из Екатеринбурга. В итоге Анатолий Петрович нашелся на даче, в 150 км от Киева. Его письмо с фрагментами интервью:

«Родился я в 1931 году в Красноперовке. Отец Петр Алексеевич, 1898 года рождения. Мать, Екатерина Прокопьевна Крапивко, 1905 года, родом из Полтавской области. В семье, кроме меня, было еще четверо детей: Клава, 1925 года рождения, старшая сестра, Евграф (Алексей), старший брат, Алевтина (живет в Петрозаводске), Лидия.
Не успел вырасти, началась война. Мне десять лет, но жизнь пошла колесом. Взрослые уходили на войну. Ушли отец, а потом старший брат. В 1943 году скоропостижно умерла мать. Я работал в колхозе заправщиком тракторов. Клавдия — трактористкой, как Паша Ангелина. В 1945 году отец вернулся с фронта, но его отправили председателем колхоза «Прогресс», что в 15 км от Красноперовки, в селе Бугровое. Поселили на квартиру к солдатке Нюсе Литовченко, у которой было двое детей. В 1946 году сестра Клавдия вышла замуж, год спустя уехала в Донбасс Алевтина. Я работал с отцом, который вернулся в Красноперовку. В 1947 году я попросил у председателя колхоза «Пламя революции», у своего деда Ивана Васильевича, справку, разрешение на выезд, и поступил в Петропавловске в ЖУ-2, то есть в железнодорожное училище № 2. Чтобы не возвращаться, опишу других представителей нашего рода, живших в Красноперовке.
Алексей Васильевич Сиваш, у него была большая семья, из которой в живых остался Андрей Алексеевич. Он, возможно, живет в Петропавловске, в каком-то поселке.
Василий Васильевич Сиваш, средний брат Алексея Васильевича. Продолжателей рода от его семьи нет. (На самом деле у него было два сына, Иван (1916—1944) и Андрей. — Авт.)
Иван Васильевич Сиваш, у этого деда семья большая, но после войны их всех разбросало по стране. Кто в живых, не знаю. У него был сын Федор Иванович, взяли на войну, остался во Владивостоке.
Иван Иванович, самый старший, пропал без вести на войне. Жил в Копейске, работал на шахте.
В 1950 году я получил специальность помощника машиниста паровоза, в 1953 году окончил школу машиниста паровоза и ушел в армию.
Провожал меня в армию старший брат Алексей, вернувшийся со службы на Сахалине.
С 1953 по 1956 год служил в железнодорожных войсках машинистом паровоза. В 1957 году женился, создал семью.
За сознательный период жизни в Казахстане я все время думал, почему мой род оказался в далекой Красноперовке. В 1952 году, находясь в отпуске, поехал к сестрам Алевтине и младшей Лидии, которые в то время жили в Донбассе. Следуя на пригородном поезде «Дебальцево—Иловайск» до станции Сердитая, познакомился с мужчиной лет 35. Он увидел на моем чемодане бумажку из камеры хранения и прочитал фамилию... Его звали Владимир Дмитренко, но фамилия его матери — Сиваш. Я согласился следовать с ним до станции Рассыпная через Торез (Чистяково). Приехали под вечер. Дмитренки собрали вечерю и пригласили на нее деда Кра-маренко, который знал местный род Сивашей. (На фото церковного хора из Тарасовки также есть обладатель фамилии Крамаренко. Вряд ли это случайность. — Авт.) По рассказу деда, где-то до 1900 года на восток из этого многочисленного рода уехали три брата: Федор, Василий, Максим. По его рассказу, Федор остался на Урале, точное место не называлось, а Василий и Максим уехали дальше. Имена называю так, как говорил дед Крамаренко. Кто из них старший, кто младший, не сказал. Раз мои деды Васильевичи, то от этого Василия со станции Рассыпной и пошел, думаю, наш род в Казахстане. В тот период мне было 20 лет, контакт с Владимиром я не установил, а жаль. Позже с отцом я говорил на эту тему, но он мне ничего конкретного не сказал.
После этой встречи считаю, что родина моего отца — станция Рассыпная. Почему люди уезжали с Украины, мне стало понятно теперь, сам дожил до такого времени, тем более что в 1965 году я сам уехал в Черкасскую область. Ныне живу в Киеве, столице Украины. История повторяется, только в другом масштабе: денег нет, их надо где-то зарабатывать и на что-то жить. Переезжая в столицу, я думал выучить дочерей, считай в центре Европы, а это не дикая Азия. Рассчитывал уйти на пенсию и отдыхать, но получилось совсем не так, как хотелось. Имея стаж работы вместе с учебой в училище 54 года, вынужден работать по сей день.
За 71 прожитый год не встречал я однофамильцев, кроме матери Владимира Дмитренко и Виктора Даниловича Сивашова, журналиста, который вел беседу с президентом Украины Кучмой. По словам покойного дяди, фамилия Сиваш есть в Носовском районе Черниговской области.
Вы спрашиваете о фактах из детства, колхозной, армейской жизни? Один дед на полевом стане, другой в кузне, третий— председатель колхоза. Женщины, подростки, дети тащили всю колхозную работу целых четыре года. Каждый год собирали урожай и сдавали на элеватор, который в 18 км от Красноперовки. Грузили в брички как можно больше зерна, даже домашние тележки цепляли к бричкам, клали на них мешки с зерном, и получался длинный обоз, который называли «красный караван». С лозунгами «Все — для фронта, все — для победы» отправлялись на элеватор. Обозом управляли мы, подростки, и женщины. При подъезде к элеватору нас фотографировали. И эти фотографии где-то должны быть.
В общем, всего не опишешь. Это нужно было видеть.
В армии совсем другое дело. Паровоз и отделение из 16 человек, которым я командовал. Стройка № 12, участок Иркутск—Слюдянка по Байкальским Саянам. Дорога для первой плотины на Ангаре. Об этом есть даже в повести «Иркутская история». История эта 45-летней давности. С 1975 по 1977 год находился в зарубежной командировке, в Монголии, машинистом тепловоза на строительстве железнодорожного участка Салхий — Эрдэнет длиной 164 км. За работу на этой стройке награжден орденом Полярной звезды — национальной наградой Монголии.
Развалился не только СЭВ, развалилась и Эрдэнетовская стройка века.
Что касается Пятигорска, ничего такого не знаю и там не был. Жена у меня из Полудинского района, Любовь Георгиевна Сахарова. Две дочери. Светлана, 1957 года рождения, внуки Денис и Марина. Людмила, 1960 года рождения, внуки Оксана и Анна.
Обе дочери с высшим образованием. Продолжателей фамилии среди них нет. Должен быть в Карагандинской области продолжатель нашей фамилии Сергей Алексеевич Сиваш.
Тяжелой была жизнь, но легче почему-то не стала» (см. № 69 цветн. вкладки).
Последние вести
Через Марию Федоровну Шульц, жительницу Петропавловска, удалось выйти на Андрея Алексеевича Сиваша, самого младшего сына Алексея Васильевича, того самого, который «старше Ленина». С его помощью слегка прояснилось генеалогическое древо Красноперовского клана Сивашей. Озеро у Красноперовки называется Шумное. 13 колхозов Полудинского района 28 февраля 1961 года превратились в специализированный совхоз, в котором было 25 тысяч голов крупного рогатого скота. С развалом СССР «за два года все рухнуло, сегодня не осталось ни одной головы».
Сын Андрея Алексеевича, названный в честь деда, работает электриком. Имеет, кроме того, специальность столяра 5-го разряда. Холост (см. № 70 цветн. вкладки). Дочь Люба — бухгалтер. Живут все в Петропавловске в «одной хате». Младшая дочь Екатерина замужем, живет отдельно. Из фотографий предков есть только портрет Алексея Васильевича в единственном экземпляре, поэтому берегут его как зеницу ока. В Краснопе-ровке еще живет последняя жена Ивана Васильевича — казашка Джумаш. Она ослепла, ей 94 года. Жива также самая старшая дочь Ивана Васильевича — Ольга. В замужестве — Фирсова. Ее муж Михаил Фирсов был родным братом Анатолия Фирсова — легенды советского хоккея. Но самое неожиданное, о чем написал в своем коротком письме Андрей Алексеевич: «Дед нашего отца — Савва Сиваш». Если отец, Алексей Васильевич, родился в 1868-м, то ориентировочная дата рождения Саввы — 1825 год.
Не берусь гадать, тот ли это Савва, потомки которого жили в Тарасовке. Вместе с тем у Саввы было три сына, а известна нам судьба только одного из них — Ивана. Поэтому для окончательных выводов нет оснований. Среди сыновей Ивана Васильевича в живых остался Анатолий Иванович. Также жив Сергей Алексеевич, живет в Карагандинской области, г.Сарак, 1, ул.Чапаева, 21. Но такого города в Карагандинской области нет. Есть город Сарань рядом с Карагандой. Письмо в г. Сарань осталось без ответа.
Осенью 2004 года на Федора вышел Александр Шульц, вахтовик из Петропавловска, и согласился побывать в Красноперовке и Новом Быте. Обладателей фамилии Сиваш в этих селах не осталось, кроме Джумаш Рахимжановны, которая живет у своей дочери от первого брака. Все дети Ивана Васильевича от казашки Джумаш (их было семь) на том свете, исключая Анатолия (1955). Но он алкоголик, ничего не помнит. Его отцу в 1955 году было 83 года. А первый сын Ивана Васильевича, названный родственниками, Иван (1918—1941) родился, когда отцу было 46 лет. Похоже, что количество потомков Ивана Васильевича явно занижено. Могила его не сохранилась. Кладбище заросло древесной растительностью настолько, что без топора и пилы по нему не пройти. В зарослях Александр обнаружил только две могилы с фамилией Сиваш: Василия Васильевича (1884—1953) и его сына Ивана (1916—1944). Ныне здравствущих потомков Ивана Васильевича, проживающих в Казахстане, он сфотографировал (см. № 16а, На, 71, 72, 73 и 74 цветн. вкладки).
Андрей Алексеевич явно похож на однофамильца, Николая Васильевича, из села Романовское Запорожской области (см. главу «Однофамильцы»), а Ольга Ивановна в чем-то повторяет Ефимию Федоровну из Тарасовки.