Начало текста 333 страницы
В этот момент мать предложила мне съездить в магазин за хлебом. Дядя Ваня пожелал составить компанию. Взяв велосипед и авоську, мы отправклись в центр Раздольного в продовольственный магазин. Я купил две булки хлеба, а дядя Ваня бутылку молдавского вина и пачку печенья:
— Надо же отметить мой приезд!
Дойдя до рынка, располагавшегося тогда у полуразрушенной церкви, оккупировали один из пустовавших прилавков и приступили к процедуре распития. Температура воздуха в тот день превышала 30 градусов тепла.
— Ты пробовал когда-нибудь спиртное? — спросил дядя.
— Нет, не пробовал.
— Ну, это не крепкий напиток, и ты не опьянеешь. Это не водка с «прицепом».
Не знаю, откуда появился стакан, кажется, из работавшего по соседству киоска, но когда я с трудом допил свою долю, у меня голова пошла кругом. Дядя Ваня пожелал пройтись по селу, а мне предложил возвращаться домой и ничего не говорить матери.
Садиться на велосипед я не решился: земля уплывала из-под ног. Но и катить велосипед с хлебной авоськой, подвешенной к рулю, было сложно, особенно на подвесном мосту через речку Волноваху. Но домой все-таки добрался без приключений и на глаза матери не попался.
Из бесед с дядей Ваней запомнил еще кое-что:
«В 1944 году наша танковая бригада прорвалась к Дунаю. Выскочили на пляж, забитый отдыхающими. Началась паника. Выбравшись из танков, хохотали, наблюдая кареты и автомобили, забитые полуодетыми людьми. Ночевать расположились в лесу. Командир бригады, ездивший на моем танке, поставил палатку на приметной поляне. Утром я посоветовал ему покинуть палатку — наверняка поляна пристреляна. Едва ушли из палатки, как в нее угодила мина».
В конце войны Ивану Федоровичу дали знать о себе раны. Его отправили в госпиталь в молдавский город Бельцы. Когда здоровье пошло на поправку, он пошел вечером проводить приглянувшуюся местную девушку, миниатюрную и хрупкую Ирину Твердохлеб. В темноте неожиданно на него напали два молдаванина. Но искушенный в рукопашных схватках танкист быстро уложил их на землю.
— Одного ударил фонариком по голове, второго ногой в пах, — признался дядя Ваня. Тут же, к его удивлению, появился милиционер-молдаванин. Молдавия всячески ограничивала влияние Востока. Пострадавшие, местные молдаване, обвинили танкиста в нападении на них, прикинувшись овечками. Состоялся скорый суд. Приговор — восемь лет за бандитизм. Никто ничего выяснять или слушать не стал. Даже в госпиталь не сообщили. Отправили танкиста в подмосковный Звенигород, в исправительно-трудовой лагерь, начальником которого оказался бывший комбриг, едва не погибший от немецкой мины. Он сделал все, что мог. Иван
Конец текста 333 страницы
В этот момент мать предложила мне съездить в магазин за хлебом. Дядя Ваня пожелал составить компанию. Взяв велосипед и авоську, мы отправклись в центр Раздольного в продовольственный магазин. Я купил две булки хлеба, а дядя Ваня бутылку молдавского вина и пачку печенья:
— Надо же отметить мой приезд!
Дойдя до рынка, располагавшегося тогда у полуразрушенной церкви, оккупировали один из пустовавших прилавков и приступили к процедуре распития. Температура воздуха в тот день превышала 30 градусов тепла.
— Ты пробовал когда-нибудь спиртное? — спросил дядя.
— Нет, не пробовал.
— Ну, это не крепкий напиток, и ты не опьянеешь. Это не водка с «прицепом».
Не знаю, откуда появился стакан, кажется, из работавшего по соседству киоска, но когда я с трудом допил свою долю, у меня голова пошла кругом. Дядя Ваня пожелал пройтись по селу, а мне предложил возвращаться домой и ничего не говорить матери.
Садиться на велосипед я не решился: земля уплывала из-под ног. Но и катить велосипед с хлебной авоськой, подвешенной к рулю, было сложно, особенно на подвесном мосту через речку Волноваху. Но домой все-таки добрался без приключений и на глаза матери не попался.
Из бесед с дядей Ваней запомнил еще кое-что:
«В 1944 году наша танковая бригада прорвалась к Дунаю. Выскочили на пляж, забитый отдыхающими. Началась паника. Выбравшись из танков, хохотали, наблюдая кареты и автомобили, забитые полуодетыми людьми. Ночевать расположились в лесу. Командир бригады, ездивший на моем танке, поставил палатку на приметной поляне. Утром я посоветовал ему покинуть палатку — наверняка поляна пристреляна. Едва ушли из палатки, как в нее угодила мина».
В конце войны Ивану Федоровичу дали знать о себе раны. Его отправили в госпиталь в молдавский город Бельцы. Когда здоровье пошло на поправку, он пошел вечером проводить приглянувшуюся местную девушку, миниатюрную и хрупкую Ирину Твердохлеб. В темноте неожиданно на него напали два молдаванина. Но искушенный в рукопашных схватках танкист быстро уложил их на землю.
— Одного ударил фонариком по голове, второго ногой в пах, — признался дядя Ваня. Тут же, к его удивлению, появился милиционер-молдаванин. Молдавия всячески ограничивала влияние Востока. Пострадавшие, местные молдаване, обвинили танкиста в нападении на них, прикинувшись овечками. Состоялся скорый суд. Приговор — восемь лет за бандитизм. Никто ничего выяснять или слушать не стал. Даже в госпиталь не сообщили. Отправили танкиста в подмосковный Звенигород, в исправительно-трудовой лагерь, начальником которого оказался бывший комбриг, едва не погибший от немецкой мины. Он сделал все, что мог. Иван
Конец текста 333 страницы
Сайт посвящен 100-летию со дня рождения моего отца Сиваша Григория Федоровича, который родился 27 сентября 1908 года по старому стилю в с. Петропавловке, Бердянского уезда, Таврической губернии; в настоящее время с. Тарасовка, Пологовского района, Запорожской области в России и всем, кто его знал, со словами благодарности.