Начало текста 325 страницы
охрана прикладами остановила пение. На другой день негласные осведомители донесли немцам о двух запевалах. Савву Даниловича привели во двор, привязали к спине мешок с кирпичами и заставили по-пластунски двигаться по каменной брусчатке и громко говорить:
— Я больше петь не буду.
Сзади шел немец и штыком подгонял запевалу. Эта экзекуция длилась целый день. Ободранные до костей колени и локти, кровоточившие много суток, отбили навсегда желание исполнять «Интернационал».
Савва Данилович не знал, что одновременно с ним в одном концлагере находился его старший сын Иван, сожженный в крематории за несколько дней до освобождения узников Красной Армией. Но радость освобождения оказалась скоротечной. Несколько лет Савву Даниловича по ночам терзал военный следователь. Положив на стол пистолет Макарова, особист начинал с одной и той же фразы:
— Давай, признавайся, где и как тебя завербовали, или я тебя расстреляю!
Следователь не мог поверить, что, проведя в концлагерях не один год, можно было остаться в живых, не работая на немцев. К этому приплеталась социальная, классовая подоплека. Поздно вечером, когда Ефимия Федоровна уже убрала все со стола, за которым мы ужинали, Савва Данилович вдруг предложил:
— Поехали к Мане, моей дочке.
Конец текста 325 страницы
охрана прикладами остановила пение. На другой день негласные осведомители донесли немцам о двух запевалах. Савву Даниловича привели во двор, привязали к спине мешок с кирпичами и заставили по-пластунски двигаться по каменной брусчатке и громко говорить:— Я больше петь не буду.
Сзади шел немец и штыком подгонял запевалу. Эта экзекуция длилась целый день. Ободранные до костей колени и локти, кровоточившие много суток, отбили навсегда желание исполнять «Интернационал».
Савва Данилович не знал, что одновременно с ним в одном концлагере находился его старший сын Иван, сожженный в крематории за несколько дней до освобождения узников Красной Армией. Но радость освобождения оказалась скоротечной. Несколько лет Савву Даниловича по ночам терзал военный следователь. Положив на стол пистолет Макарова, особист начинал с одной и той же фразы:
— Давай, признавайся, где и как тебя завербовали, или я тебя расстреляю!
Следователь не мог поверить, что, проведя в концлагерях не один год, можно было остаться в живых, не работая на немцев. К этому приплеталась социальная, классовая подоплека. Поздно вечером, когда Ефимия Федоровна уже убрала все со стола, за которым мы ужинали, Савва Данилович вдруг предложил:
— Поехали к Мане, моей дочке.
Конец текста 325 страницы
Сайт посвящен 100-летию со дня рождения моего отца Сиваша Григория Федоровича, который родился 27 сентября 1908 года по старому стилю в с. Петропавловке, Бердянского уезда, Таврической губернии; в настоящее время с. Тарасовка, Пологовского района, Запорожской области в России и всем, кто его знал, со словами благодарности.