Начало текста 219 страницы
Не успел смолкнуть резкий голос батьки, как палач Кийко взмахнул острой шашкой и стал неумело рубить несчастных, нанося им удары по нескольку раз, словно срубая кочаны капусты. Забрызганный кровью Кийко устал, вспотел, едва переводит дух. Его сменяет более ловкий, смеющийся Лященко…
Махно с блуждающей рассеянной улыбкой спокойно наблюдает, как «работают» его молодцы, и больше ничего нельзя прочесть в его остром взгляде. Но вот — вместо испуганных, но живых людей — куча кровавых изуродованных тел. Махно порывисто срывается с места, собачьей рысью подбегает к этой куче тел, носком сапога отбрасывает попавшуюся по дороге голову, вскакивает на грудь, на живот убитых, пачкая сапоги кровью, и затем почти спокойно говорит:
— И только...
Все человеческие чувства давно заглохли у Махно. Его не трогают ни слезы женщин, — а к ним он падок, — ни плач детей, ни клятвы мужчин.
Дыбенко, прибыв в Симферополь в качестве командующего Четвертой украинской советской армией, каковым до тех пор считал себя Махно, потребовал, чтобы Батько явился к нему. Махно ввели к Дыбенко, который молча протянул несколько оторопевшему Батьке, привыкшему к почестям, солидную пачку приказов Военного революционного совета республики.
— Для чего это? — осведомился Махно, бегло взглянув на приказы.
— Читать... Вы назначены начальником 45-й стрелковой советской красной дивизии, а Григорьев — 44-й такой же дивизии.
Махно сначала хотел отказаться, но, услышав о Григорьеве, назначение принял. Дыбенко, любящий позу, сделал величественный жест рукой, милостливо отпуская Махно.
Конец текста 219 страницы
Не успел смолкнуть резкий голос батьки, как палач Кийко взмахнул острой шашкой и стал неумело рубить несчастных, нанося им удары по нескольку раз, словно срубая кочаны капусты. Забрызганный кровью Кийко устал, вспотел, едва переводит дух. Его сменяет более ловкий, смеющийся Лященко…
Махно с блуждающей рассеянной улыбкой спокойно наблюдает, как «работают» его молодцы, и больше ничего нельзя прочесть в его остром взгляде. Но вот — вместо испуганных, но живых людей — куча кровавых изуродованных тел. Махно порывисто срывается с места, собачьей рысью подбегает к этой куче тел, носком сапога отбрасывает попавшуюся по дороге голову, вскакивает на грудь, на живот убитых, пачкая сапоги кровью, и затем почти спокойно говорит:
— И только...
Все человеческие чувства давно заглохли у Махно. Его не трогают ни слезы женщин, — а к ним он падок, — ни плач детей, ни клятвы мужчин.
Махно на советской службе
При нашествии немцев и австрийцев, призванных Центральной Радой, советский главковерх Антонов, боровшийся с Радой во имя Советов, вынужден был отступить с остатками своей армии в пределы Курской и Орловской губерний и здесь выжидать тех событий, которые подготовлял X. Раковский. Под видом заключения мира с гетманом советский дипломат вел переговоры с атаманами повстанческих отрядов, среди которых были Шинкарь, Григорьев и Махно. Переговоры дали прекрасные результаты: атаманы подчинились Москве и готовы были по первому требованию двинуть свои отряды туда, куда будет приказано, а пока разрушали тыл гетмана. Не сидел сложа руки и Антонов. В итоге гетмана свергнул Петлюра, а Петлюру — повстанческие атаманы. Из отрядов Махно была сформирована 45-я стрелковая советская дивизия, а из партизан Григорьева – 44-я дивизия.Дыбенко, прибыв в Симферополь в качестве командующего Четвертой украинской советской армией, каковым до тех пор считал себя Махно, потребовал, чтобы Батько явился к нему. Махно ввели к Дыбенко, который молча протянул несколько оторопевшему Батьке, привыкшему к почестям, солидную пачку приказов Военного революционного совета республики.
— Для чего это? — осведомился Махно, бегло взглянув на приказы.
— Читать... Вы назначены начальником 45-й стрелковой советской красной дивизии, а Григорьев — 44-й такой же дивизии.
Махно сначала хотел отказаться, но, услышав о Григорьеве, назначение принял. Дыбенко, любящий позу, сделал величественный жест рукой, милостливо отпуская Махно.
Конец текста 219 страницы
Сайт посвящен 100-летию со дня рождения моего отца Сиваша Григория Федоровича, который родился 27 сентября 1908 года по старому стилю в с. Петропавловке, Бердянского уезда, Таврической губернии; в настоящее время с. Тарасовка, Пологовского района, Запорожской области в России и всем, кто его знал, со словами благодарности.