Начало текста 156 страницы
правило, вином. Гостиные лавки, однако, бывали заняты редко, ибо торговля в этом диком логове чаше всего кончалась разграблением, от чего ни кантарей, ни крамные атаманы толпу удержать не могли. Меж сараев также кособочились тридцать восемь куренных шинков, а возле них среди мусора, щепок, дубовых поленьев и куч конского навоза всегда лежали мертво пьяные запорожцы... Их товарищи, завывая казацкие песни, плюясь, дерясь или целуясь, проклиная казацкую судьбину или, плача над казацкой долей, наступали на головы и тела лежащих. Только с момента, когда затевался, скажем, какой-нибудь поход на татар или на Русь, закон обязывал трезвость, и тогда участников похода смертью за пьянство карали. Но в остальное время, и особенно на Крамном базаре, почти все были пьяны: кантарей и крамные атаманы, продавец и покупщик. Кислый запах скверной водки заодно с запахами смолы, дыма и конских шкур вечно стоял по всему предместью, которое пестротою лавок своих скорее напоминало какой-то татарский или турецкий городишко. В лавках этих продавалось все, что где-нибудь в Крыму, Валахии или на анатолийских берегах удалось награбить... А среди всей мешанины товаров, среди этой пестроты слонялись люди, одетые в обноски самой разной одежи, летом полунагие, всегда полудикие, закопченные, черные, вывалявшиеся в грязи, покрытые кровоточащими ранами от укусов громадных комаров, мириады которых носились над Чертомлыком» — такой увидел Сечь один из послов польского короля, пробыв в ней около года.
Запорожская Сечь как «оплот свободы, равенства и братства» не более чем миф, типа не построенного нами коммунизма, развенчивается огромным количеством архивных документов и более-менее объективных публикаций. Они говорят о том, что административная и военная власть в Запорожье принадлежала практически не казацкой раде, а войсковой старшине. Ей подчинялись есаулы, довбыши (распределители налогов), шафари (сборщики налогов), а также паланковая старшина: полковники, писари и др. В ее руках находились суд и тюрьма. Чтобы оберегать собственность богатых казаков от любых посягательств, старшина установила жестокие законы, сводившиеся к широкому применению высшей меры наказания. По свидетельствам современников, даже в период Новой Сечи не только за разбой, но и за кражу «вешали... и у столба убивали... и на кол живых сажали». Даже за мелкую кражу обвиняемого приковывали к столбу, стоявшему на сечевой площади, и держали его в таком положении до тех пор, пока он не соглашался вознаградить потерпевшего. Впрочем, это более цивилизованно, чем рубить пальцы или кисти рук, что применялось тогда в ряде «передовых» стран.
Запорожская старшина хотя и не превратилась в замкнутое сословие, но присвоила себе ряд привилегий, которые резко выделяли ее из общей массы казачества. К примеру, земля на Запорожье номинально принадлежала всему Войску. Однако пользовались правом на землю лишь те каза-
Конец текста 156 страницы
правило, вином. Гостиные лавки, однако, бывали заняты редко, ибо торговля в этом диком логове чаше всего кончалась разграблением, от чего ни кантарей, ни крамные атаманы толпу удержать не могли. Меж сараев также кособочились тридцать восемь куренных шинков, а возле них среди мусора, щепок, дубовых поленьев и куч конского навоза всегда лежали мертво пьяные запорожцы... Их товарищи, завывая казацкие песни, плюясь, дерясь или целуясь, проклиная казацкую судьбину или, плача над казацкой долей, наступали на головы и тела лежащих. Только с момента, когда затевался, скажем, какой-нибудь поход на татар или на Русь, закон обязывал трезвость, и тогда участников похода смертью за пьянство карали. Но в остальное время, и особенно на Крамном базаре, почти все были пьяны: кантарей и крамные атаманы, продавец и покупщик. Кислый запах скверной водки заодно с запахами смолы, дыма и конских шкур вечно стоял по всему предместью, которое пестротою лавок своих скорее напоминало какой-то татарский или турецкий городишко. В лавках этих продавалось все, что где-нибудь в Крыму, Валахии или на анатолийских берегах удалось награбить... А среди всей мешанины товаров, среди этой пестроты слонялись люди, одетые в обноски самой разной одежи, летом полунагие, всегда полудикие, закопченные, черные, вывалявшиеся в грязи, покрытые кровоточащими ранами от укусов громадных комаров, мириады которых носились над Чертомлыком» — такой увидел Сечь один из послов польского короля, пробыв в ней около года.
Запорожская Сечь как «оплот свободы, равенства и братства» не более чем миф, типа не построенного нами коммунизма, развенчивается огромным количеством архивных документов и более-менее объективных публикаций. Они говорят о том, что административная и военная власть в Запорожье принадлежала практически не казацкой раде, а войсковой старшине. Ей подчинялись есаулы, довбыши (распределители налогов), шафари (сборщики налогов), а также паланковая старшина: полковники, писари и др. В ее руках находились суд и тюрьма. Чтобы оберегать собственность богатых казаков от любых посягательств, старшина установила жестокие законы, сводившиеся к широкому применению высшей меры наказания. По свидетельствам современников, даже в период Новой Сечи не только за разбой, но и за кражу «вешали... и у столба убивали... и на кол живых сажали». Даже за мелкую кражу обвиняемого приковывали к столбу, стоявшему на сечевой площади, и держали его в таком положении до тех пор, пока он не соглашался вознаградить потерпевшего. Впрочем, это более цивилизованно, чем рубить пальцы или кисти рук, что применялось тогда в ряде «передовых» стран.
Запорожская старшина хотя и не превратилась в замкнутое сословие, но присвоила себе ряд привилегий, которые резко выделяли ее из общей массы казачества. К примеру, земля на Запорожье номинально принадлежала всему Войску. Однако пользовались правом на землю лишь те каза-
Конец текста 156 страницы