Начало текста 126 страницы
помнили 1920 и 1939 годы и далеко не благовидные деяния советского НКВД.
А умение поляков создавать впечатляющие романы и фильмы, воспевать героизм и патриотизм своих граждан, сомнений не вызывает. Безрассудность восстания Костюшко и варшавского восстания 1944 года почти одинакова. Характер народа не меняется в зависимости от времени и политической погоды. Также неизменна и память прошлого. Еще князь Сапега, ополяченный русский, говорил: «Поляки должны стать форпостом Европы».
Его перефразировал Гитлер: «Польша является первостепенным фактором, защищающим Европу от России».
В январе 1939 года, уже после Мюнхенского сговора, министр иностранных дел Польши, германофил Юзеф Бек был лично принят Гитлером и Риббентропом. И «не скрывал, — как записал Риббентроп, — что Польша претендует на Советскую Украину и выход к Черному морю». Бек, несомненно, считал Украину частью Речи Посполитой и не мог удержаться от соблазна возродить былое величие Польши. Поляки до сих пор считают, что Литву и Украину они вывели из средневековой дикости. Полякам, отчаянно боровшимся за восстановление своей государственности, нельзя позволить себе широты взглядов или великодушия к памяти русской шляхты или о русинах, отстоявших общее государство и общую историю славян на поле брани у деревушки Грюнвальд. Им нужна память, пусть даже ложная, о своих великих предках, чистокровнейших поляках, о польском государстве — Речи Посполитой. Особенности поляков умело использовал Наполеон Бонапарт: перед носом 100-тысячной польской армии, участвовавшей в походе на Москву, он держал неотразимую приманку — обещание восстановить независимость Польши. Но вместо независимости — новый раздел страны и жалкие остатки армии, участвовавшей в походе.
Заурядный писатель — «деревенщик» Сенкевич, как только переключился на создание образов польской истории, вмиг стал знаменитым Генриком Сенкевичем. В романе «Крестоносцы», написанном в 1900 году, в числе польских хоругвей он называет «львовскую» и «галицкую». С его точки зрения, там живут поляки. Магистр Ульрих якобы заявлял: «Только с поляками придется повозиться, а все прочие, будь их хоть тьма тем — просто сброд, который не оружием ловко орудует, а ложкой». И этот откровенный националист, представляя в романе «Огнем и мечом» послание Иеремии Вишневецкого, вынужден начать его словами: «Мы, божьей милостию, князь и господин на Лубнах, Хороле, Прилуках, Гадяче и прочая, воевода русский...» И, не смущаясь его русскости, Сенкевич детально рассказывает, как русский (не польский) князь и воевода осваивал приднепровский край:
Конец текста 126 страницы
помнили 1920 и 1939 годы и далеко не благовидные деяния советского НКВД.
А умение поляков создавать впечатляющие романы и фильмы, воспевать героизм и патриотизм своих граждан, сомнений не вызывает. Безрассудность восстания Костюшко и варшавского восстания 1944 года почти одинакова. Характер народа не меняется в зависимости от времени и политической погоды. Также неизменна и память прошлого. Еще князь Сапега, ополяченный русский, говорил: «Поляки должны стать форпостом Европы».
Его перефразировал Гитлер: «Польша является первостепенным фактором, защищающим Европу от России».
В январе 1939 года, уже после Мюнхенского сговора, министр иностранных дел Польши, германофил Юзеф Бек был лично принят Гитлером и Риббентропом. И «не скрывал, — как записал Риббентроп, — что Польша претендует на Советскую Украину и выход к Черному морю». Бек, несомненно, считал Украину частью Речи Посполитой и не мог удержаться от соблазна возродить былое величие Польши. Поляки до сих пор считают, что Литву и Украину они вывели из средневековой дикости. Полякам, отчаянно боровшимся за восстановление своей государственности, нельзя позволить себе широты взглядов или великодушия к памяти русской шляхты или о русинах, отстоявших общее государство и общую историю славян на поле брани у деревушки Грюнвальд. Им нужна память, пусть даже ложная, о своих великих предках, чистокровнейших поляках, о польском государстве — Речи Посполитой. Особенности поляков умело использовал Наполеон Бонапарт: перед носом 100-тысячной польской армии, участвовавшей в походе на Москву, он держал неотразимую приманку — обещание восстановить независимость Польши. Но вместо независимости — новый раздел страны и жалкие остатки армии, участвовавшей в походе.
Заурядный писатель — «деревенщик» Сенкевич, как только переключился на создание образов польской истории, вмиг стал знаменитым Генриком Сенкевичем. В романе «Крестоносцы», написанном в 1900 году, в числе польских хоругвей он называет «львовскую» и «галицкую». С его точки зрения, там живут поляки. Магистр Ульрих якобы заявлял: «Только с поляками придется повозиться, а все прочие, будь их хоть тьма тем — просто сброд, который не оружием ловко орудует, а ложкой». И этот откровенный националист, представляя в романе «Огнем и мечом» послание Иеремии Вишневецкого, вынужден начать его словами: «Мы, божьей милостию, князь и господин на Лубнах, Хороле, Прилуках, Гадяче и прочая, воевода русский...» И, не смущаясь его русскости, Сенкевич детально рассказывает, как русский (не польский) князь и воевода осваивал приднепровский край:
Конец текста 126 страницы